[Йен]

отрывок оттуда же (предыдущая запись)



На новый год, пока я была у мамы, у нас случилось несчастье – второе за этот год на нашем курсе. Первое было еще где-то в октябре, когда я приехала от мамы из Батуми. На Электронике учился мальчик с плохим слухом, всегда ходил с аппаратиком в ушах.



Пока он учился в школе, он считал себя выдающимся человеком, и это как бы компенсировало его увечье. Но, поступив на физтех, он обнаружил, что тут полным полно ребят способнее его и совершенно здоровых. “Здесь ребят почти две тыщи, и не с моею головой, а девчат с огнем не сыщешь, мама, я хочу домой” (из физтеховской песни).



Многие парни успевали и быть отличниками, и иметь неплохие результаты в спорте. Самолюбие его было уязвлено, психика и без того расстроенная глухотой, оказалась подавленной. А тут еще стали читать очень тяжелые совершенно неподъемные курсы – урматы в поле обобщенных функций, теорфизику. Еще сказалась усталость после двух тяжелых лет учебы, у него началась депрессия, и он покончил с собой – выпил две упаковки димедрола, и его не откачали, беднягу.



Товарищи нашли его уже холодным. Он оставил посмертную записку, в которой просил никого не винить, просто он устал жить. Писал он после того, как принял таблетки, и почерк становился всё неразборчивее и неразборчивее, как нам рассказал Сашка Юноша, который видел эту записку. Несчастье это, неожиданное и страшное, как всегда, когда из жизни уходит молодой человек, пугало еще и тем, что мы все в той или иной степени испытывали чувства, которые подтолкнули его к самоубийству, большинству из нас пришлось произвести переоценку своей личности – из способных учеников, отличников, победителей олимпиад, мы превратились в заурядных студентов, которым иногда трудно просто сдать экзамен даже на тройку, и нет оснований считать себя выдающейся личностью. К тому же погода очень способствовала депрессии – слякоть, темень – осень была гнилая, холодная и дождливая на редкость.



Я узнала эту новость, вернувшись вечером с занятий. Расстроенная Люська, которая его хорошо знала, сидела в комнате на кровати и курила, стряхивая пепел на пол. По выражению ее лица я сразу поняла, что случилось что-то плохое. Как всегда в таких случаях, говорили всякие не относящиеся к факту смерти слова: –А как ты его не знаешь, светленький такой. С аппаратиком слуховым ходил, на лекциях на первом ряду сидел. Нет, я его не могла вспомнить, хотя год мы проучились на одном факультете, и я была рада тому, что не была знакома с ним. Поздно вечером пришел Саша Юноша, он был каким-то комсомольским деятелем и участвовал в организации похорон, рассказал нам подробности его смерти. Он уснул и не проснулся – смерть была легкая.



Я стояла возле темного окошка, смотрела на блестящие в темноте рельсы железной дороги, на мокрые кусты вдоль них, вспоминала свое состояние на втором курсе, когда меня посещали мысли о самоубийстве, и, как и Люся, курила, курила, курила, прикуривая новую сигарету от предыдущей. Притушив последнюю сигарету в тарелку, полную окурков, и смяв пустую пачку, Люся вздохнула:



–Надо бы ложиться, а мне страшно как-то. –Не могу себе представить, как он мог всё же решиться, – сказала я и поднялась. –Пойду. Мои девчонки уже спят, я их потревожу. Я тихонько прокралась в комнату, легла, и долго лежала без сна, уже без мыслей, просто в каком-то темном провале.



А на Новый год с собой покончил мальчик из группы Лены Пуцило – я случайно была с ним знакома – на дне рождения Елены танцевала с ним один танец и запомнила большого толстого мальчика с мягкими теплыми руками. Он был из Прибалтики, помолвлен там с девушкой, а здесь закрутил любовь с другой, и она забеременела от него и сообщила ему эту новость на вечеринке на Новый год. И он напился и, не найдя другого выхода из создавшейся ситуации, чувствуя себя ответственным перед обеими девушками, удавился на дамском капроном чулке прямо в шкафу. Так их и обнаружили утром ребята – подвыпившая девчонка крепко спала в его постели, он был мертвый в шкафу. Он производил впечатление спокойного, мягкого парня, немного рохли, и сложные любовные передряги, в которые он попал, и этот дикий поступок никак с ним не вязались.



Леночка плакала, жаль ей было своего товарища, уже 2,5 года проучились они вместе. –Господи, сказала я в растерянном недоумении, где это видано, чтобы парень кончал жизнь самоубийством потому, что от него забеременела девушка. Вот только у нас, на физтехе такое могло быть.



На этом трагедии не кончились. Этот учебный год 1967–1968 был урожайным на трагедии – зимой из окошка Долгопрудненской больницы выбросился студент-старшекурсник. Прыгнул с четвертого этажа и разбился насмерть об асфальт больничного двора – не выдержал сильных головных болей, которые у него начались от переутомления. Но и этого мало – ранней весной шестикурсник положил голову на рельсы из-за жены, – жена ему изменяла, и он таким страшным способом свел счеты с жизнью.



–Да, сказал Леша, мой муж, когда мы вспомнили эту трагическую историю тридцать лет спустя, – знаю, он был с нашего курса. На фоне постоянного умственного напряжения и полной невозможности расслабиться – только расслабься и уже не успеешь ничего – эти мрачные события наводили на мысль, что выход из любой ситуации всегда есть – вот он, под рукой.



Первые три года учебы на физтехе мне напоминали бег за поездом – кажется еще чуть-чуть, вот ухватишься за поручень, залезешь в вагон и там уж отдохнешь, но нет, поезд набирает скорость, и ты тоже бежишь всё быстрее и быстрее, и дыхания уже не хватает, но и отстать нельзя и запрыгнуть не удается, и ты бежишь и думаешь, бросить поручень или нет, и боишься попасть под колеса.